Советский график, иллюстратор произведений русской и зарубежной классической литературы, член-корреспондент АХ СССР
За одну из своих первых работ – иллюстрации к «Евгению Онегину» Пушкина (1933 г.) - Кузьмин В.Н. был награжден золотой медалью на Международной выставке книг в Париже в 1937 г.
В 30-40-х годах - превосходые иллюстрации ряда произведений классиков зарубежной литературы: Моссе, Доде, Золя, Мопассана, Шекспира, Гюго, По и других.
Но с особым блеском выдающийся талант художника раскрылся в иллюстрациях к русской классике – сочинениям Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова.
Книги, оформленные Кузьминым, выходили более, чем в ста тридцати изданиях, в том числе и за рубежом (Италия, Чехословакия, Болгария, Китай, Индонезия, Голландия).
В 1959 г. на Международной выставке искусства книги в Лейпциге Н. Кузьмину была присуждена бронзовая медаль за оформление книги «Граф Нулин» Пушкина.
Корней Чуковский считал Кузьмина самым литературным из всех наших графиков.
И было невозможно понять, откуда у Николая Васильевича такая литературная хватка? И вот на восьмом десятке лет жизни художника, в 1966 г., эта драгоценная черта его творчества неожиданно объяснилась.
В 30-40-х годах - превосходые иллюстрации ряда произведений классиков зарубежной литературы: Моссе, Доде, Золя, Мопассана, Шекспира, Гюго, По и других.
Но с особым блеском выдающийся талант художника раскрылся в иллюстрациях к русской классике – сочинениям Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова.
Книги, оформленные Кузьминым, выходили более, чем в ста тридцати изданиях, в том числе и за рубежом (Италия, Чехословакия, Болгария, Китай, Индонезия, Голландия).
В 1959 г. на Международной выставке искусства книги в Лейпциге Н. Кузьмину была присуждена бронзовая медаль за оформление книги «Граф Нулин» Пушкина.
Корней Чуковский считал Кузьмина самым литературным из всех наших графиков.
И было невозможно понять, откуда у Николая Васильевича такая литературная хватка? И вот на восьмом десятке лет жизни художника, в 1966 г., эта драгоценная черта его творчества неожиданно объяснилась.
В советскую литературу "вошел" Кузьмин-писатель.
Оказалось, что он, иллюстратор чужих повестей и рассказов, и сам обладает дарованием писателя, нисколько не уступающим его дару художника.
Первое произведение «Круг царя Соломона» – это иллюстрированные самим художником и живо написанные автобиографические новеллы, рассказывающие, как из потомка крепостных крестьян Кирсановского уезда вырос и сформировался русский интеллигент, как просыпалась в его душе любовь к прекрасному и какие пути вывели его на дорогу большого искусства.
Нам, кирсановцам, эта дебютная работа Николая Васильевича особенно дорога.
В них мы встречаемся с историей Кирсановского уезда, непростыми судьбами его жителей.
В них мы встречаемся с историей Кирсановского уезда, непростыми судьбами его жителей.
"– Бабушка, подлей молочка.
Бабушка подольет, но непременно скажет:
– А ты, Колюшка, зачерпывай молочка поменьше, а кашки побольше: молочко-то нынче шильцем хлебают.
Я ем кашу, а бабушка сидит напротив. Перед нею мягкий валик, весь утыканный булавками по бумажному узору. От булавок тянутся на нитках палочки – коклюшки. Бабушка плетет кружево – конец на полотенце. Среди узора на кружевах читаются буквы: ТАВО ДАРЮ. Другой конец, на котором написано КАВО ЛЮБЛЮ, – уже готов. Подряд получится: КАВО ЛЮБЛЮ – ТАВО ДАРЮ.
Бабушка моя, Настасья Семеновна, – кружевница.
Смолоду она была крепостной господ Карташевых в Тамбовской губернии."
Мать
" Среди наших барынь считалось, что у мамы «есть вкус». Она умела подобрать аграмант для отделки и вставку для платья в тон, славилась талантом составлять букеты. – Мама, а расскажи, как вы с бабушкой в деревне жили.– Мамашина родина была деревня Вороновка Кирсановского уезда, они с папашей были крепостные господ Карташевых. Папаша был садовник, а мамаша – кружевница.
Потом, после воли, папаша служил в садовниках у старой барышни Лебедевой в Болотовке. Барышня и сама была в преклонных летах, а еще был жив и отец ее, старый барин Матвей Филатыч, – ему больше ста годов было. В этой Болотовке нашего папашу и похоронили – умер скоропостижно от разрыва сердца. Случилось так: съемщики в барском саду побили работника, а папаша побежал заступаться, ух горячий был! Да не добежал, упал дорогой. Привезли его домой на подводе, а через малое время он умер. Даже попа не успели повестить.
Нас у мамаши осталось четверо: Поля, Наташа, я да брат Вася, еще вовсе маленький.
